Правда, мы были слишком малы, чтобы помнить все подробности и хронологию событий. Многое, конечно, рассказывала нам мама, но и то, что навсегда отложилось в детских головках – уже достаточно, чтобы до самой смерти помнить все ужасы постоянных бомбежек, вой вражеских самолетов, а главное, голод, голод, да еще плюс страшный холод…
Помню, в ту лютую зиму 1941 года в нашей комнате стояла маленькая буржуйка. Нас, детей, в семье было трое – я старшая. Мама уходила за хлебом, а я подкладывала лучинки в эту буржуйку, следила за малышами и ждала маму. Когда она возвращалась, была большая радость, а могла и не вернуться, как многие другие. Потом делили хлеб. Так хотелось с жадностью съесть все сразу, но часть убирали про запас. Оставались на столе крошки, я слюнявила пальчик и отправляла их в рот. Как тогда выжили – не понятно… Были, конечно, очень слабы, лежали подолгу и прямо в одежде из-за сильного холода. Мама ложилась вместе с нами, согревая нас своим телом. Страшно было не проснуться совсем.
Отец служил в Кронштадте на корабле и спасал людей, однажды загорелся сам, его выбросили за борт. Но все обошлось. Потом был госпиталь в Ленинграде. Он приходил навестить нас. Никогда не забуду тот момент, когда я его увидела всего забинтованного, один глаз только виден, и, конечно, испугалась. Папа не доедал сам и всегда приносил нам что-нибудь из госпиталя. А особенно запомнилось, как из кармана своего морского бушлата доставал гречневую кашу, с тех пор, она самая любимая моя каша.
Пережили самые страшные блокадные дни в холоде и голоде, без воды и света. Уже в конце апреля началась эвакуация детей. Мы были уже очень слабы, все в болячках и вшах. Переправлялись по Ладоге на открытых грузовиках. Сверху вражеские самолеты с бомбами, снизу вода, и много машин тогда ушло под лед. Мама рассказывала, что при переправе не выжил ни один младенец. Когда вышли на берег, они уже были мертвы в своих одеяльцах.
Но никто не кричал, не плакал – ни у кого не было на это сил!
Потом нас поместили в какие-то бараки. Там дали поесть и отдохнуть, но только мы оттуда вышли, как они загорелись у нас на глазах от прямого попадания снаряда. Далее, помню, был поезд. Маме с тремя детьми и кое-какими пожитками в поезд было не сесть. Помогали солдаты, они буквально втаскивали нас по очереди сначала на буфера, а потом в отсек с углем.
Но и это еще не самое страшное. Поле, наш состав двигается, и вдруг вой мессершмиттов. Мы залезли под вагон. Началась паника – дети, женщины, старики выскакивали из вагонов и бежали в поле, а фашист на бреющем полете хладнокровно расстреливал всех подряд. Всюду кровь, стоны, крики…После этого зрелища, я полгода вообще не говорила, болела очень, а когда поправилась – стала очень заикаться.
Мама много рассказывала о любимом городе, о людях мужественных и добрых. Сколько их гибло прямо на улицах от бомбежек, голода и холода. Но все верили в Победу и все делали во имя ее и спасения людей. Вечная память всем тем, кто спасал нас, детей, для будущей жизни, жертвуя собой. Тогда человек имел ценность уже потому, что он Человек, не говоря уже о детях – маленьких и беспомощных. И мама для меня – самое Святое! Мы должны, просто обязаны жить хорошо, мы не имеем гражданского права жить плохо, за это заплачена высокая цена, цена жизни миллионов людей.
Папа умер рано в 1983 году; сказались ранения, ожоги. Он всю жизнь был военным и служил Родине.
От ред.
В настоящее время историки, писатели, политологи восстанавливают факты и события Великой Отечественной войны, спорят о правильности принимаемых решений, и об искажении исторической действительности в современном мире. Но только те, кто пережил те страшные дни и годы сам, может рассказать самую главную правду о войне. Будьте внимательны к их рассказам. Пусть ни кого не коснется это страшное слово – война!
Источник: Администрация г. Коммунар
30.06.2011 14:42